последнюю неделю дышу
Воздухом.
Чистым.
Скоро обратно
В Питер, скучаю
по машинам., и высоткам.
А фотографии
так и не сделала...
в деревни не существует пленки....как и любви=)
Пиииитер.
последнюю неделю дышу
Воздухом.
Чистым.
Скоро обратно
В Питер, скучаю
по машинам., и высоткам.
А фотографии
так и не сделала...
в деревни не существует пленки....как и любви=)
Пиииитер.
— И тогда радио говорит:“Девочка-девочка, Гроб-На-Колесиках приближается к твоему дому!”
Я стараюсь говорить страшнымзамогильным голосом, как Панночка в кино про Вия, которое мы смотрели в прошлоевоскресенье. Получается так хорошо, что даже мне — и то страшно! Хотя этусказку я рассказываю не в первый раз и знаю, чем она закончится. А уж Лидка —та и вовсе сжалась в комочек, не видно ее, не слышно. Даже вздохнуть боится.
Мы сидим в Лидкиной кладовке, средистарых пальто, тряпок и башмаков. Здесь совсем-совсем темно, даже в щелочкусвет не проникает, потому что кладовка построена в коридоре, а в коридоре нетлампочки. Лидке везет. А у нас совсем нет кладовки, только антресоли, где стоятбанки с огурцами и мои санки. И залезать на антресоли никакого смысла. Тамвсегда светло, потому что висит ситцевая занавеска в цветочек, чтобы гости невидели, какой у нас там бардак — ну, так мама говорит. Поэтому у нас домасовсем неинтересно. Чтобы страшные сказки рассказывать, надо в гости ходить, укого кладовка. А еще лучше в подвал залезать, но там недавно замок повесили, инепонятно когда снимут. Может быть, вообще никогда, или даже через год.
Поэтому мы сейчас сидим не в подвале,а в Лидкиной кладовке, и я говорю старательно, с подвываниями:
— Девочка-девочка,Гроб-На-Колесиках заехал в твою квартиру!
И тут хлопает входная дверь, а потом вкоридоре ка-а-а-ак грохнет! И я, забыв, что просто рассказываю свою сказку,страшно пугаюсь и собираюсь заорать, но Лидка опережает меня, закрывает мой ротладошкой и шепчет: “Тихо, тихо, это ничего страшного, это просто папка пришелпьяный и упал, он теперь так и будет спать до ночи, если его не будить. Абудить не надо, а то он драться начнет и все разобьет, ясно?”
Я киваю.
— Сейчас посидим немножкотихонечко, а когда он захрапит, можно дальше рассказывать. А потом я тебявыведу в подъезд, — обещает Лидка. Обнимает меня за шею и шепчет: — Ты небойся, он крепко спать будет. И вообще повезло, что он один пришел. Потому чтоесли бы с дядей Вовой, они бы на кухне сели пить, и кричали бы, а потом сталибы драться, папка с дядей Вовой всегда дерутся, когда много выпьют, потому чтоони друзья. В прошлый раз окно разбили, и мы теперь едим только гречку, манку иперловку, потому что все деньги потратили, чтобы стекло вставить, и большеденег нету, а холодно же без окна, нельзя, чтобы он еще раз его разбил! А ещехуже, если бы папка с дядей Ашотом пришел, потому что он меня дяде Ашоту вдомино проиграл, и теперь дядя Ашот может на мне жениться в любой момент, когдазахочет. А я не хочу на нем жениться, он старый и плохо пахнет. Когда папкадядю Ашота в прошлый раз привел и сказал: “Забирай невесту”, — он за мной повсей квартире гонялся и почти поймал, но я все-таки успела выскочить в подъезди спряталась во дворе в кустах, а потом пришла мама и всех прогнала, но дядяАшот обещал, что еще придет. И меня потом на неделю отправили жить к бабушкеАне, но я оттуда сбежала и больше не пойду, потому что у бабушки дядя Валераживет, он еще хуже папки. Он наркоман, так бабушка говорит. И он все времяобещает, что всех убьет, правда не убивает, даже не бьет, но все равно страшноже!
Ее голос заглушает жуткое рычание, какбудто в коридоре сидит лев.
— Ура! — нормальным голосом,не шепотом говорит Лидка. — Папка совсем заснул! Слышишь, как храпит?Можешь дальше рассказывать про свой Гроб-На-Колесиках. Такая страшная сказка! Ятак никогда в жизни ничего не боялась. Ни-ког-да!